Родители за решеткой — уязвимая группа. Их пребывание в местах заключения негативно влияет не только на их права, но и на законные права и интересы их детей. Чтобы узнать, как воспринимается родительство за решеткой, правозащитный центр «Вясна» пообщался с политзаключенными, которые оказались в такой ситуации. Мы перепечатываем этот текст с некоторыми сокращениями. Полностью его можно прочитать по ссылке.
«Ты, мать троих детей, чем думала?»
«Вясна» поговорила с шестью людьми, детям которых было от трех до 20 лет, когда их задержали. Правозащитница и юристка «Вясны», а также психолог Ольга Величко объяснили определенные аспекты таких ситуаций.
Когда задержали Антона Маслыку и Екатерину Евдокимову, их троим детям было 11, семь лет и три года. Они видели задержание родителей, которое произошло по дороге в аквапарк. В тот же день женщину отпустили к детям, однако быстро изменили меру пресечения: до суда она была под домашним арестом, пока муж был в СИЗО. В таких условиях были свои трудности с воспитанием детей.
— В это время старшие дети жили с моей матерью и приезжали ко мне на выходные, — рассказала Екатерина. — На суде прокурорка относилась ко мне хуже, чем к мужу. Она говорила: «Он так понятно, но ты, мать троих детей, чем думала?» В какой-то момент я подумала, что в колонию поеду я, потому что нам еще раньше сказали, что кто-то из нас сядет.
Однако после суда, когда Антона приговорили к колонии, а «домашняя химия» Екатерины вступила в силу, стало еще труднее.
— У меня был только час, чтобы куда-то выйти за день, — вспоминает женщина. — Я не успевала сходить даже в магазин. У сына начались проблемы в школе, ведь я не могла туда сходить. Учительница угрожала, что напишет плохую характеристику и сообщит в органы опеки, что я не посещаю родительские собрания. В итоге она сказала сыну при всем классе, что родители от него отказались, потому что сейчас он живет с бабушкой. Он плакал, мама ходила в школу, после чего учительница просила прощения. Однако сын до сих пор вспоминает эту историю. Также однажды меня посадили на 15 суток на Новый год, так как я пошла с ребенком к врачу по острой боли.
«Если родителей забирают, это — катастрофа»
Детский психолог Ольга Величко подчеркивает, что для каждого ребенка его родители — это безусловный уголок безопасности, даже если они «плохие». Поэтому если родителей забирают, это — катастрофа, особенно если ребенок маленький.
— Это как будто крылья подрезали или ногу сломали: ребенку просто становится невозможно душевно двигаться по жизни. Ребенок находится в тяжелом состоянии, но не осознает этого, он не скажет «мне плохо, потому что мама в тюрьме». Он скажет: «Мне грустно», «я не могу маму увидеть», «меня заставляют писать папе письма».
Когда происходит задержание родителей, состояние детей зависит от того, как быстро мобилизуются взрослые вокруг. Когда они плачут и растеряны, ребенок попадает в полное чувство опасности: что его бросили, и он — один в космосе. Когда же взрослые собираются и начинают действовать, ребенок это чувствует, даже если ничего не понимает словами. Ведь дети даже когда видят улыбки, нутром чувствуют, что что-то не так. Поэтому я уверена, что детям обязательно нужно говорить, что родителей задержали. Если не сказать, они будут чувствовать и сами все поймут и будут очень обижаться, что им об этом не сказали. Мне как-то говорили: «Я читаю „Вясну“, там часто пишут про моего папу».
Проблема в том, говорит специалистка, что если они найдут информацию самостоятельно, они будут анализировать ее из своего опыта детского, эмоционального, а там спектр не слишком большой. Уж как и какими словами говорить — другое дело. Лучше всего обращаться к психологам, но если родители находятся в очень теплых отношениях с детьми, то могут справиться самостоятельно.
— Чтобы понять состояние ребенка, можно обращать внимание на несколько вещей. Когда дети проходят через такой опыт, это очень сказывается на их снах. Чтобы помочь детям, которые рядом со взрослыми, я бы советовала спрашивать: «Что тебе снилось? Как ты спал?» Это довольно информативная вещь. Для детей это как будто легкий вопрос, но из него можно постепенно вывести ребенка на другую проблемную зону. Стоит обращать внимание, как ребенок общается, часто ли плачет, есть ли признаки повышенной агрессии. Естественно и нормально, что дети бывают агрессивны, злятся, ведь их мозг еще не научился регулировать эмоции. Но если ребенок слишком долго задерживается в одной эмоции — это уже сигнал. Например, если ребенок постоянно радуется или на все вопросы о состоянии отвечает «нормально».
Если говорить о физических показателях, Ольга Величко рассказывает, что следует обращать внимание, как ребенок спит, или высыпается, как ест. Чем меньше ребенок, тем важнее следить за физическим состоянием: либо он набирает вес, либо грызет ногти. Обычно грызут ногти на больших пальцах рук, но бывает, что грызут и на ногах. Важно осмотреть и руки, и ноги.
После заключения проблемы не заканчиваются
Бывшие политзаключенные рассказывают, что после заключения замечают изменения как в поведении детей, так и в коммуникации с ними.
— Я заметила изменения, особенно у младшей дочери, — рассказывает одна из них. — Она стала замкнутой и закрытой. Одной из самых болезненных вещей было то, что она рассказала мне свой сон: ей снилось, что я вела себя с ней, как будто она была из детского приюта. Это было страшно, и я чувствовала, как трудно мне передать ей те чувства, которые я на самом деле испытывала.
После освобождения мне пришлось заново знакомиться с детьми. Моя младшая дочь больше не веселилась и не танцевала, как раньше. Она стала избалованной, не умела делать элементарные вещи, ведь все за нее делали бабушки. Мне пришлось заново учить ее самостоятельности. Я многое упустила в воспитании и заботе. Сейчас я работаю над тем, чтобы вернуть детям счастье и жизнерадостность. Я пытаюсь заработать достаточно денег, чтобы осуществить их мечты, устраивать для них путешествия, развивать их. Я же мечтаю, чтобы моя младшая дочь могла учиться в британской онлайн-школе.
«Законодательство не предусматривает дополнительное свидание людям, у которых есть дети»
Юридическая служба «Вясны» пояснила, какими национальными нормами регулируется коммуникация между родителями в заключении и детьми, а также какие из них государство постоянно нарушает.
— Национальное законодательство закрепляет права заключенных на коммуникацию с внешним миром: право на телефонные разговоры, свидания, получение и отправление почтовой корреспонденции, — говорит юрист «Вясны». — Конечно, это все регулируется. Согласно Уголовно-исполнительному кодексу, продолжительность телефонного разговора не должна превышать 15 минут, звонки оплачивает осужденный. Соответственно, из-за нехватки финансов у них часто нет возможности общаться с семьей. Кроме того, политических заключенных лишают связи с внешним миром, и это негативно сказывается на ребенке: он теряет возможность поддерживать отношения со своими родителями.
Еще одним видом общения является письменная коммуникация. Казалось бы, что возникает безграничная возможность общения со своими детьми. Однако здесь тоже возникают проблемы: письма не отправляют и не передают, они не проходят цензуру, не хватает денег на покупку марок и конвертов. Таким образом, ребенок испытывает чувство ненужности, так как отец не отвечает на его письмо, не понимая, что проблема не в отце, а в государстве, которое блокирует общение политических заключенных с окружающим миром.
Еще одним препятствием в письменной коммуникации является возраст детей, если они не умеют читать и писать. Соответственно, такой способ общения с детьми определенного возраста не реализуется.
Также законодательство не предусматривает дополнительное свидание людям, у которых есть дети. В колониях и тюрьмах количество родственников, допускаемых на свидание, определяется в зависимости от имеющихся возможностей по их размещению. На свидание с человеком, содержащимся под стражей в ИВС, допускается одновременно один посетитель, не считая детей до шестнадцатилетнего возраста. На свидание в СИЗО могут прийти не более двух совершеннолетних. О количестве несовершеннолетних не указано. Конечно, все это создает определенные рамки и препятствия, тем более что в случае с политзаключенными часто нарушение их прав ничем не объясняется.
— Как нарушаются эти права?
— Политзаключенным в большинстве случаев блокируют переписку, лишают их телефонных разговоров и свиданий. Соответственно, ребенок лишается общения с родителями. То есть его не только лишают права жить в семье, но и права на общение со своими самыми близкими людьми. Ребенок теряет возможность видеть и слышать своих родителей. Таким образом, государство нарушает права не только политических заключенных, но и детей.
Ребенок имеет право жить в семье, знать обоих своих родителей, право на их заботу, совместное с ними проживание. (ст. 15 Закона «О правах ребенка»). Однако дети политзаключенных лишаются этих прав. Судьи часто во время принятия решения о мерах пресечения и мерах наказания не принимают во внимание наличие несовершеннолетних детей на иждивении. То есть при принятии решения суды не учитывают интересы ребенка, даже если санкция статьи предусматривает более мягкие виды наказаний. Соответственно, дети остаются без попечения родителей или одного из родителей, который часто является единственным кормильцем в семье.
— Есть ли что-то, в чем государство идет навстречу?
— В Уголовный кодекс внесли изменения: введены ограничения на применения меры пресечения — заключения под стражу. Эти изменения уже вступили в силу в мае этого года. Сейчас эта мера в том числе не применяется в отношении женщины или одинокого мужчины, воспитывающих детей в возрасте до четырнадцати лет или детей с инвалидностью, подозреваемых или обвиняемых в совершении определенных преступлений.
Это важный шаг в сторону улучшения положения людей, лишенных свободы. Однако данное правило не распространяется на людей, совершивших «преступления экстремистской направленности», что не соответствует принципу равенства. Таким образом, даже здесь мы видим нарушения.
Кто из политзаключенных сейчас находится в этой уязвимой группе?
Сегодня в Беларуси, по данным «Вясны», минимум трое одиноких родителей-политзаключенных, а также как минимум 24 многодетных родителей — это те политзаключенные, которые имеют более трех детей. Кроме того, правозащитникам известно о нескольких семьях, где за решеткой находятся сразу оба родителя. Иногда детей используют как один из методов давления: известно о случаях, когда семьи политзаключенных ставят на так называемый СОП — социально опасное положение.
Из политзаключенных в особо трудном положении находится несколько семей. Журналистка Лариса Щирякова, приговоренная к трем с половиной годам заключения, до задержания одна воспитывала сына. Когда ее задержали, в тот же день ребенка отправили в приют. Бывший муж политзаключенной, который последние годы жил в Сибири, собрал необходимые документы и только почти через три недели забрал мальчика. Другим родственникам его не отдавали.
Несовершеннолетний сын остался на свободе у Марии Успенской — вдовы Андрея Зельцера, убитого во время перестрелки с сотрудниками КГБ. Сейчас Мария находится на принудительном лечении. Они с Андреем вместе растили ее сына от первого брака — женщина рассказывала, что Андрей даже присутствовал на родах и держал ее за руку в родильном зале. Сведений о том, кто сейчас воспитывает мальчика, нет.
У Анны Аблаб, приговоренной к 11 годам лишения свободы, трое детей, двое из них — несовершеннолетние.
У активиста Дмитрия Дашкевича, приговоренного к трем годам и девяти месяцам лишения свободы, четверо детей. Его жену Насту Дашкевич приговорили к «домашней химии» вместе с ним — незадолго до суда она родила четвертого ребенка.
Юлия Лаптанович — многодетная мать из Пружан.